15.08.2023

Вероника Милославская

«Я сказал, в морг…» Избранные места из разговора с Андреем Курпатовым

Встреча с врачом-психотерапевтом, создателем «Академии смысла», автором бестселлеров, которые проданы общим тиражом более 8 миллионов экземпляров, состоялась 4 августа 2023 года в Московском доме книги в рамках фестивального движения «Книжные маяки России».

Поводом послужило представление новой работы доктора — «Дух времени. Введение в Третью мировую войну». Но речь на встрече шла не только и даже не столько о ней.

— Сегодня очень мало что можно считать литературой. К сожалению, мы движемся в направлении комиксов, картинок. В целом, я не против. Почему нет? Если бы продолжала существовать серьёзная книга. 

Дело в том, что наша человечность определяется текстом. От его появления — появления письменности, случившегося 7–10 тысяч лет назад, — мы начинаем отсчитывать свою культуру. Все эти несколько тысяч лет мы описывали самих себя. И, благодаря этому, смотрели на самих себя.

Мы ведь не можем просто так сами с собой встретиться. Мне иногда возражают: а вот правильно же говорят, «полюбите себя». Я отвечаю: прекрасно. А как вы встретитесь с собой? Ну как? Вам кажется, что это тогда, когда вы заглядываете куда-то внутрь. Но кто этот тот, кто смотрит? Отражение в зеркале? А может, оно врёт? Вы же не знаете… А текст — это то, благодаря чему мы с собой встречаемся.

Без текстов у нас не было бы ни культуры, ни цивилизации, ни открытий. Ведь для того, чтобы опровергнуть птолемеевскую геоцентрическую концепцию мироздания, нужно было — сначала — узнать о ней, прочитать и понять, что там что-то не так.

Полностью вымерла культура Древнего Египта. После двух тысяч лет, в течение которых страна находилась под всякими разными завоеваниями, у них не осталось ничего, ни кирпичика. Независимость в Египте обрели только в XX веке. Но расшифровали то, что написано на пирамидах, в храмах, склепах, — и мы видим красивейшую, огромную цивилизацию с просто невероятным мировоззрением. Ту, которой восхищалась Древняя Греция. Ту, которую она, собственно, и восприняла. Ведь вся геометрия, вся мистика, вся философия, Пифагор, который учился в Египте, и прочее — всё оттуда.

— Сейчас мы находимся уже на грани…

Мы перестали читать. Потому что это тяжело. Чтобы читать, нужно тратить силы. Я это хорошо понимаю. У меня же дислексия — я долго учился.

Раньше хоть полки заполняли книгами — это было модно. Нужно было показать, что ты, хоть из деревни, но у тебя есть шкафы, и там стоят собрания сочинений. Их покупали по записи, в спецмагазине… Смешно, но всё-таки дети потом читали эти собрания сочинений. И нам дико повезло, что мы родились от поколения, которое перечитало — собраниями сочинений — всего Бальзака, Диккенса, Достоевского, 10 томов «Мировой литературы» и так далее.

А сегодня? Это ж какой ребёнок способен на такое? Нет, тик-тока они прочитали больше. Но там же не текст. Там же смешные картинки. Раньше для детей выпускался журнал «Весёлые картинки». Там текст был спрятан внутри картинок. Теперь — просто весёлые картинки.

Все говорят: ну, мы же читаем. Да, но только функционально. Ещё чуть-чуть, и всё. Ведь так удобнее: голосовой помощник. Или очки эти: сидишь себе, пальцами крутишь, и картинка оживает у тебя перед глазами. 

Мы теряем язык. Сейчас пишут уже непонятно, на каком языке. Раньше допустить ошибку было неприлично. Ну, неловкость какая-то была: неграмотно написал, стыд… Сейчас же видишь такое… Прости, господи… И главное ещё ведь суждения пишут: «дИпрессия — это не болезнь»... Я, например, регулярно подобное встречаю. 

Сейчас любят говорить: ну, у нас время такое, каждый как хочет, каждый сам за себя. Но было бы там, внутри, это что-то, что «само за себя». Тогда ради бога. А когда там индивидуальности 10 нанометров… Я бы просто побоялся гордиться такой индивидуальностью. 

Мы теряем книги. А что такое книга? Книга — это пространство смыслов, значений, закономерностей, связанных друг с другом линий. Это живая структура, где читатель играет куда более важную роль, чем писатель. Потому что читатель эти смыслы воспроизводит и позволяет им существовать дальше.

Нет лучшего собеседника, чем книга. Особенно сейчас. Нет лучшего источника знаний, чем книга. Особенно сейчас. Нет лучшего психотерапевта, чем книга. Особенно сейчас. А мы их теряем.

Мы теряем способность к производству сложных интеллектуальных объектов. Умение воспринимать и воссоздавать многослойные структуры романа или научно-популярной литературы — это характеристика культурного человека, у которого есть внутренняя жизнь. И, как мне кажется, дело каждого, кто считает себя таковым, — это продолжать популяризировать книгу как инструмент.

Поэтому так хорошо и важно, что есть такой фестиваль — «Книжные маяки России». Что есть поезд, идущий во Владивосток, в котором едут прекрасные люди, писатели, этакие Дон Кихоты, которые всё ещё продолжают создавать литературу.

Сам я, правда, не понимаю, про что, собственно, писать. Ну, у меня, конечно, много идей. Но с точки зрения чтения... Я же вижу, читают книги или нет. И всё меньше меня читают. И всех так. Никто не может похвастаться. Только тиражи за прошлый год упали на 6 процентов. А с учётом галиматьи, которую печатают…

Так что все мы с вами находимся в риске. Вот об этом я и написал книгу «Дух времени».

— Там я, кстати, отдельно разбираю, как проходило становление цивилизации Гуттенберга, каково значение текста и так далее... Но это только маленькая часть. Потому что книга, точнее, то, что люди перестали читать, — это ведь лишь симптом.

Симптомов много. Среди них — и увеличивающееся количество жестокости. Вот прям гнусности. И вот эта социальная инженерия, например. Которая сейчас стала просто какой-то бедой. Людей постоянно обманывают, разводят, кидают... И ни у кого внутренне даже вопросов не возникает. Ну, мы посочувствуем человеку, который попал в такую ситуацию, и всё. А в остальном — просто руками разведём. Ну, да, обманывают. А что поделаешь? Мы привыкли. И это уже норма. И это — тоже симптом. Он — в том, что появилось много людей, в которых нет человеческого.

Так что симптомов много. И они печальные.

Я всё время думаю, что же с этим делать? В целом, лично для меня это весёлая история. Потому что те, для кого это — жизнь, для меня — предмет исследований. Как в анекдоте про врача. Помните? «Здесь болит? — Болит. — Прекрасно!» 

Но по сути. Вся моя работа всегда была посвящена тому, чтобы уменьшать количество страдания в мире. Неважно, кем я работал: медбратом, психиатром, популяризатором психотерапии. Всегда моей задачей было помогать людям справляться со страданием.

А страдания в больном мире — очень много. У молодых иногда это просто скука. Да, скука может быть убийственной. Она может быть разрушительной. 

XX век назвали веком тревоги. И это правда. Сейчас тревоги всё меньше. Всё больше — депрессии, апатии, потери смысла жизни, утраты внутреннего тонуса. И это состояние, на мой взгляд, даже тяжелее тревоги. 

В тревоге ты думаешь, что ещё, может, чуть подняпряжёшься, что-то поделаешь — и всё как-то рассосётся. Рассосётся или нет — не важно. Тебя держит надежда. В тревоге ты ещё надеешься, что по худшему сценарию не пойдёт. В депрессии и бесперспективности такой надежды, как вы понимаете, не обнаруживается.

Так вот вопрос: что делать? Как быть?

Ну, можно, конечно, медитировать. Сейчас, я смотрел статистику, идёт очень сильный рост спроса на медитации. И на всю паранормальность. Рост — в разы. Потому что люди пытаются хоть за что-то уцепиться.

И я это прекрасно понимаю. Помню, когда падал Советский Союз, как все ломанулись в церковь. Я сам крестился в 14 лет, самостоятельно. Вот и сейчас люди хватаются за всё, что угодно. Чтобы получить хоть какую-то надежду.

Но вопрос остаётся. Что делать-то?

Вы думаете, я скажу сейчас: учитесь мышлению? Это — правильный ответ. Но я не буду вам так говорить.

— На самом деле, нам очень важно осознать, кто мы есть.

Не в смысле, кто мы как личность, как набор каких-то качеств, характеристик и так далее. Нам над осознать именно это «есть», принадлежащее «кто». Кто мы ЕСТЬ? Мы КЕМ присутствуем? В чём наше присутствие в мире?  

Потому что, с точки зрения физики, химии, биологии, мы с вами ничем, собственно, не отличаемся толком от моллюска, какого-нибудь тараканообразного, от камня или дерева. Такая биологическая система. Ну, или физическая. 

Это только нам кажется, что мы чем-то отличаемся. На самом деле, мы сами себя выделяем. Говорим: человек — венец творения или что-то ещё вроде этой чуши. Как если бы, например, лев считал, что вот есть они, львы, и есть всё остальное.

Отличаемся мы от всего только тем, кто мы ЕСТЬ. Нашим присутствием. Потому что наше присутствие — это точка, в которой меняется мир. Во всём остальном он течёт, существует… Одни процессы, другие… Химические элементы, воды, континенты, материки. Всё находится в движении. «Из праха в прах переходя...» 

И только когда мы осознаём собственное бытийствование, собственное обращение в мир, когда мы действуем не на автоматизмах, которые были созданы всем нашим предыдущим опытом, привычками, культурой, воспитанием, а осознавая, что это действие именно НАС… В этот момент вы десять раз подумаете, а даже и думать не будете, это будет очевидно, что имеет смысл делать из этого своего присутствия, а что не имеет. Что важно, а что чушь собачья.

Главное, чтоб это было не следствием того, что кто-то вас признал. Разрешил вам быть. Пришёл и сказал: ты — хороший человек. Или: ты — красивая. Ты — умный. Все же живут мыслями и переживаниями о том, кто что про них подумает, кто что скажет, как это выглядит. А это всё — мысли-то трусливые. «Как меня оценят?» И ждём, что оценят хорошо. Скажут так — и мы: ой, как здОрово. Нам дали возможность быть. 

Но ведь ощущать свою сущность мы начинаем через осознание того, что это — наше, искреннее, внутреннее действие, потому что это — наш вход в мир. 

Вот вы, например, ложитесь вечером спать, засыпаете — и исчезаете, вас нет. Но ведь и в жизни, когда вы бодрствуете, вы тоже большую часть словно спите. Какие-то автоматические мысли, какая-то суета, то, сё… Вы как механизмы в этот момент. Это состояние — как сон. Вас — будто нет. Всё происходит без вас. Ощущение, что можно вас в этот момент вынуть, а вы всё так же продолжите суетиться.

Когда же вы осознаёте собственное присутствие в мире, у вас появляется точка, из которой вы на этот мир смотрите. Вы вдруг ощущаете: «А вот она, жизнь-то, тут это и происходит, тут живые люди, события, что-то значимое. И всё это — моя жизнь».

Длится это ощущение недолго, потому что вскоре обязательно случается что-то, что вновь затягивает вас в суету. И вы опять начинаете гонять в голове мысль: «Поставили мне лайк или нет?» Ну, это я сейчас про основную проблему в жизни говорю.

Так вот, чем чаще мы будем пытаться просыпаться — и оглядываться по сторонам, и жить в бодрствующем состоянии. Чем чаще мы будет просыпаться в присутствии других людей — и не относиться к ним, как к механическому пианино, а видеть в них, в любом человеке, что-то для него самого сокровенное. Чем чаще мы будем просыпаться так, чтобы осознавать собственное присутствие и настоящую жизнь — тем счастливее будем мы. И тем меньше будет страдания в мире.

— Я тут вспомнил один старый анекдот.

Вы ведь в курсе, что сейчас у всех вдруг появилась одна проблема? Она называется work-life balance. Смысл в том, что мир внезапно задумался, что у него есть жизнь, а есть работа.

Так вот, был такой старый советский анекдот: «Одна выкуренная сигарета сокращает жизнь на пять минут. Одна выпитая бутылка водки сокращает жизнь на три часа. А один рабочий день? На восемь!» То есть work-life balance мы придумали ещё в Советском Союзе, только никто тогда не знал, что это так называется. 

А если серьёзно, то вот задумайтесь: люди считают, что, когда они что-то делают, они НЕ живут. И это на самом деле очень тонкое замечание. Сколько всего мы делаем в жизни по принуждению?! И это всё, значит, не жизнь? Если мы так начнём судить, у нас «потеряются» не только восемь рабочих часов, у нас исчезнет вся жизнь вообще.

Вы не осознаёте, что жизнь — это не какие-то счастливые моменты, которые происходят после долгих мучений, когда вы отработали, отсуетились, выполнили и натревожились. Жизнь происходит именно сейчас. Вот в этот самый момент.

В жизни нет смерти. Вы не умираете, приходя на работу. И даже когда к вам приходит кто-то близкий в дурном настроении. Нет, вы, конечно, можете прикинуться трупом и сказать себе: я в этот момент не живу, но буду вынужденно его поддерживать. Однако поддерживать его вы будете хреново. Да и сами будете страдать.

Но как только вы осознаете, что вы ЕСТЬ и кто вы ЕСТЬ, что вы сейчас что-то делаете, и это что-то — именно ВАШИ действия, вы сможете начать получать удовольствие. И от работы. И от общения с близкими, даже если они не в лучшей форме… Потому что вы в этот момент — как вдохнули, как зажили. И это всё идёт — от вас, от вашего вхождения в мир. Вы просыпаетесь — и у вас естественным образом возникает желание что-то делать, что-то чувствовать, что-то переживать.

Почему мне кажется, что мир, в котором мы сейчас оказались, и книга, которую перестали читать, — симптомы? Потому что, когда ты читаешь, ты словно уходишь из действительности, но при этом ты же её в этот момент и создаёшь. Писатель, написавший книгу, давно помер. Нет, ну кто-то, может, ещё жив. Но большинства уже, действительно, не существует. А вы всё создаёте и создаёте их мир... 

Вот этот процесс креации — создания мира, который вы получаете из книги, и создания самих себя в мире, когда вы осуществляете в нём своё присутствие и действуете, просыпаясь от автоматизмов, — и делает нас людьми. И я очень надеюсь, что всё это как можно дольше профункционирует.

Фото автора

P. S. Возможно, моя позиция покажется вам «стратегией страуса», но, на мой взгляд, картина, нарисованная Андреем Владимировичем, всё же чересчур пессимистична. Хочется возразить ему словами из ещё одного советского анекдота, упомянутого в заголовке статьи: «Доктор, а может всё-таки в реанимацию?..»

Немного ближе (лично мне) взгляды другого современного философа, миссией которого тоже является уменьшение страдания в мире, — Далай-ламы XIV. Три года назад я написала об этом в статье «Мы будем жить теперь по-взрослому».

Источник здесь